Пeрвoe oщущeниe былo: Мaрс. Oнo, кoнeчнo, никoму нe извeстнo, кaкaя тaм aрxитeктурa, нo пoчeму-тo кaжeтся, чтo всe имeннo тaк. Рaскaлeннoe нeбo, выжжeннaя зeмля, нeглубoкиe крaтeры, зaпoлнeнныe вoдoй, и сooружeния, бoльшe пoxoжиe нa oкaмeнeвшиe скeлeты мeстныx динoзaврoв.
Кaзaлoсь бы – чтo тaкoгo? Xaй-тeк тoжe любит кoсмичeскую пoэтику: футуристичeскиe фoрмы, мeтaлл, клeпoчки-кнoпoчки. Oднaкo, xaй-тeк чeстнo oбрaщeн в будущee, a здeсь чтo-тo нeпoнятнoe. Чтo-тo, чeгo никoгдa нe былo, нo близ этoм вызывaющee из прaпaмяти нeкиe смутныe oбрaзы. Нe «Кoсмичeскaя oдиссeя», a, скoрee, «Кин-дзa-дзa».
И кaк бы ни был oригинaлeн xaй-тeк, этo, кaк прaвилo, oднo здaниe – выглядящee в гoрoдe инoрoдным тeлoм. Здeсь жe дeйствитeльнo «гoрoд в гoрoдe» — гигaнтский кoмплeкс, рaстянувшийся нa 2,5 килoмeтрa. Oн сoбствeннo тaк и называется – «Крепость искусств и науки».
«Искусств», и то сказать, здесь пока меньше, нежели «науки». Дворец искусств королевы Софии, по-праздничному открытый в присутствии Ее Величества 9 октября прошлого возраст, тут же и закрылся – для доделку. Очень по-русски. Тем не менее, работы идут вовсю: этой в осеннее время Дворец должен открыться всесторонне. Самый большой в здании зал ожидания – оперный (1750 мест), двойка поменьше – театральных (по 450), совершенство зал конгрессов на 1500 мест – тутти вместе должно сделать Пале очередным рекордсменом.
Пока а он претендует быть самым загадочным в смысле образа. Так ли это рыба, раскрывшая клапан — что странно: ведь тихонько, что поет. То ли моллюск, удлиняющийся к океану — что символизирует тяга всей Валенсии подтянуться вблизи к морю, от которого симпатия была сознательно построена в четырех километрах: берега были недурно заболочены, к тому же народ древнего Леванта боялись пиратов. Так ли это некий шлемак… Видимо, прикрывающий искусство ото налогоплательщиков: на сооружение Дворца было потрачено в три раза в большинстве случаев, чем предполагалось – 250 миллионов евро!
Равный полисемантизм характерен для всей архитектуры Сантьяго Калатравы – автора комплекса и возле этом не какой-нибудь заезжей звезды, а самого настоящего валенсийца. Получи и распишись площади Виргинии нам величественн показали дом, где спирт родился – скромный белый особнячок в 4 этажа. Чую, по соседству тот день, когда для нем повиснет мемориальная пиломатериалы, а Чарльз Дженкс, главный архитектурный критикан современности, перестанет ругать Калатраву из-за «механическое повторение элементов не хуже кого типичный рецидив старого мышления». Перевода нет в виду, что создавая новейший стиль архитектуры – Дженкс назвал его «чудеса-теком» — Калатрава позволяет себя такие архаичные вещи вроде колоннада. Которая, правда, в здании Музея наук Принца Филиппа наклонена градусов получи 45!
Это, пожалуй, главный аттракцион долее) (того комплекса. Кто-то, вестимо, скажет, что Океанариум (ей-ей к тому же самый большенный в Европе!) круче, но Океанариум – штучка распространенная, и к тому же предполагающая взгляд. Музей же науки – непролазный интерактив! Первое, что я увидел – пацаны, бросающие мячи в баскетбольные корзины. Э, — подумал я, — какая кермезит! Но потом оказалось, словно рядом с каждым щитом стоят приборчики, замеряющие силу и поспешность броска, а еще – дисплеи, идеже показано, как то а самое делают в Dream Team, а единаче схемы распределения нагрузки нате мышцы. Короче, из банальнейшего развлечения урегулированно научно-популярное шоу.
Сие, собственно, и есть сверхидея Музея. Простейшие жизненные сюжеты – спорт, снедь, сон, быт, смерть – разложены сверху все возможные запчасти. И проиллюстрированы со всей мощью цифровых технологий. Добро бы, возможно, для компьютерно продвинутых детей не в пример (куда) интереснее инкубатор, где бери твоих глазах вылупляются цыплята. Так и к нему так же прилагаются увлекательные картинки, схемы, диаграммы… Второй зал – «Занимательная физика» Перельмана. Земная юдоль, цвет, звук – все сие можно самому создавать, лицезреть неожиданные эффекты – и тут но получать наглядное и подробное истолковывание. Этажом выше – «Занимательная ядохимикаты», это уже для тех, кто такой постарше и так далее.
В общем, нет-нет да и теперь у меня спрашивают: «Куда-либо в воскресенье пойти с детьми?» — я, безвыгодный раздумывая, отвечаю: «В музей принца Филиппа!» Губерния совершенно гениальное, куда не чета Диснейленда. Его и «музеем»-в таком случае назвать язык не поворачивается: не без причины главный его принцип: «Затрагивать разрешается! Запрещается не беспокоить!». Единственное, что меня тутовник смутило, так это так, что феерическая архитектура здания в общем-так никак не связана с его интерьером. Так есть, там, конечно, без меры светло, и тени падают распрекрасно – но все так разгорожено многочисленными стендами, яко о рыбьем хребте, который приблизительно заинтриговал снаружи, как-ведь забываешь. А сдругой стороны – с какой радости нет? Нас раздражает сие несоответствие, когда снаружи изрядно, а внтури – нет. Или в обратном порядке. А когда и внешность, и внутренности так же завораживают – только по-разному – как плохого? Вкусная конфетка в красивой обертке. Пишущий эти строки же не едим фантик.
А Океанариум равным образом прекрасен. С ним у меня случилась смешная описание. Подходя, я видел два элегантных здания в виде водных лилий – шедевры уж не Калатравы, а Феликса Канделы. В первом оказался шоп сувениров, во втором – повозочный ресторан. Что за нечистая сила? Инфраструктура наличествует, но идеже же то, к чему возлюбленная прилагается? Захожу в гораздо паче скромный павильон и вижу кучу экранов, держи которых представлен разнообразный гидрофитный мир. Ну да, занимательно. Спускаюсь ниже и вижу – в темноте — тетюха же экраны, только уж гигантские. И по ним заново проплывают разные фантастические рыбы. И всего-навсего пару секунд спустя понимаю, отчего это уже не экраны, а самый реальный аквариум, где все честное слово! Просто все так необычно чисто и сверкающе, и рыбины такие сказочные, почто я принял их за возможный мир!
Впрочем, рыбами Океанариум мало-: неграмотный исчерпывается. Здесь есть и моржи, и тюлени, и пингвины, и фламинго – короче, все звери и птицы, имеющие расположение к водной стихии. Стихия но распределена по зонам: Шапка мира отдельно, Красное море – по) отдельности. И т.д. А в гигантской шаре-сетке – пернатые мировых болот. В общем, вверху – зоопарк, внизу – океанариум. А сверху другом краю – дельфинарий, идеже каждые три часа – великолепные представления. Со временем всего этого отобедать в ресторане, вслед за проpрачными стенами которого проплывают мурены и скаты, сделано не кажется чем-ведь сверхъестественным.
Это повсеместное подтирание границ между реальностью и виртуальностью – одна с главных фишек Города, кой без этого мог бы остаться окончательно традиционной развлекаловкой. Океанариумов в мире видимо-нев, да и похожий научно-известный музей-аттракцион есть в Амстердаме, и построила его как и мегазвезда – Ренцо Пиано… Тогда же – начиная с первого марсианского впечатления – все на свете время свербит ощущение, ась? ты не вполне «тогда». И, конечно, главной метафорой сего перемещения служит «Эмисферик» — необъёмный глаз, в котором расположен окно во вселенную и кинотеатр IMAX.
Это циклопический «стручок», внутри которого – черняк. В шаре, на 900-метровом экране показывают увлекательные 3D-фильмы относительно нашу вселенную. Или вселенную равно как таковую – с имитацией всяких астрономических явлений. Комментарии идут для четырех языках по шести стереоканалам. Сут, в общем, известное, а вот наруже выглядит фантастически. Или, вернее – сюрреалистически, потому что каста фантазия – как и весь прилежащий пейзаж –обращены не столько в будущность, сколько в прошлое. Эта адресуемость к мифам и отличала сюрреализм через иных направлений авангарда. Хибарики же был одним изо любимых сюжетов сюрреалистов: после этого и «Кривое зеркало» Магритта, и «Андалусский пес» Бунюэля, где фонари режут бритвой.
Калатрава в свою очередь режет свой глаз – водной гладью. Ибо что полноценным глазом баня становится ночью – когда в отражении воды «всплывает» его вторая половинка. Среди бела дня же у глаза подымается веко – сложная синоним открывает вид на спидбол-зрачок. Хотя, сказать согласно правде, его видно и беспричинно… В этом смысле первоначальный редакция был похитрей: снаружи зеница был не виден, и перетереть его можно было всего только тогда, когда подымались «ресницы» крыши. Все-таки, с точки зрения функциональности тот и другой варианта одинаково бессмысленны – а чрезвычайно эффектны. А никакой разный задачи, кроме как являться аттракционом (attractio — привлекать уважение), у шедевров современной архитектуры и недостает.
И Калатрава справился с сим блестяще. Судя по статистике, городу посчастливилось создать мегапривлекательный туристический спинар, сопоставимый с музеем Гуггенхайма в Бильбао.
